Новости Дня

У депутата Милонова проблема.

Не работают старые трюки. Который день он старается придумать как можно большую чушь и запихнуть ее в СМИ — а никому не интересно. Только с начала недели народный избранник успел потребовать закрыть все интим-магазины, «пугать любителей фастфуда обезображенными телами» и кормить солдат шаурмой. А в ответ — глухая тишина. Плевать все хотели на инициативы Виталия Валентиновича.

Сменилось время. Это раньше прокатывали такие поводы для общественной дискуссии, как предложения перекрасить Кремль и замазать пенис у Аполлона на сторублевке. Хохмачество для пиара. А теперь — все. Реальность опередила самые смелые фантазии. Потому что когда (опять) сажают за анекдоты и картинки — ну не до Милонова с его глупостями: иди, дядя, понажимай кнопки в Думе, а нам не мешай.

Шутки кончились. Пришла пора звериной серьезности: даже Путин снизошел до разговора с народом по телевизору. Витает в воздухе четкое понимание: не время улыбаться! Мы пересекли важную черту, и теперь вокруг только сомкнутые ряды, напряженные лица и кровь. Две войны какое угодно общество сделают невосприимчивым к дуракавалянию. А тут еще пенсии, а тут еще ставшее естественным фоном жизни тотальное воровство, аресты-аресты-аресты, пытки-пытки-пытки…

Удачу Милонова давно еще перехватила Поклонская: она пришлась ко двору эпохи, потому что со своей клоунадой была по-звериному серьезна. А клоуны всегда понимали, что они клоуны. И это видно.

Ну, а теперь даже и не до Поклонской. Воздух наэлектризован перед грозой — и ждешь только удара молнии, не обращая внимание на блеск мишуры. Когда все стало именно так? Наверное, в последний год-полтора. Накопилась критическая масса зверства, при котором трудно дышать и уж точно не получается смеяться.

Передышка на ЧМ, когда в Россию залетел свежий воздух из внешнего мира, но теперь щели снова задраены. И по опустевшим улицам, мимо просунутых сквозь ставни ружейных прицелов, бегает одинокий Милонов, звеня бубенцами. Бегает и не понимает: а где все? А че не реагируют?

Поздно. Тут уже не бубенцы, а похоронный колокол, перерастающий в набат.